Непросто продавать Сбербанк, когда юристы не разрешают говорить практически ничего. И рассказать об этом и текущих проблемах банка также почти невозможно — продолжается сорокадневный период молчания, сокрушается президент банка Герман Греф. Он признает, что еще сам не до конца осознает, как и что удалось в этой сделке. Но называет ее одной из самых важных как для него лично, так и для Сбербанка и всей страны.

— Где вы сами встречались с инвесторами — в Москве или Лондоне?

— И здесь и там. Любое предложение ценных бумаг такого рода — это оценка предыдущей работы, а не случайная покупка. Во всяком случае, 300 крупнейших мировых финансовых институтов, которые подали заявки, покупали нашу историю и надежду на то, что мы сможем обеспечить прирост стоимости их вложений в будущем. И это самое основное.

— Судя по результату, надежду инвесторам дать удалось.

— Думаю, что об этом лучше судить самим инвесторам. Но хочу заметить, что было три ключевых фактора. Во-первых, мы делаем все возможное, чтобы им было что оценивать. Во-вторых, сложились благоприятные рыночные условия. Нам очень сильно повезло — Господь Бог с нами. Я часто думаю, что Бог и России помогает, и нам помогает. Третье — само общение с инвесторами. Ты выходишь выступать перед людьми, перед самыми квалифицированными людьми в мире, которые понимают, что такое бизнес, что такое страна, что такое Сбербанк. Это очень серьезный экзамен с учетом того, что у тебя подписаны обязательства о раскрытии информации и ты не можешь не ответить ни на один вопрос. Эти люди понимают все твои сильные и слабые стороны. Про сильные не спрашивают — спрашивают только про слабые. И ты должен держать ответ: это серьезное щекотание нервов.

— И как развивались события?

— К сожалению, не могу раскрыть цифры, только скажу, что была значительная переподписка. Нельзя сказать, что в последнее время мы проводили много роуд-шоу, но постоянно проводили встречи с инвесторами, презентовали Сбербанк. Добавлю: мне не приходилось убеждать инвесторов в том, что нас надо купить. Приходилось отвечать на жесткие вопросы, которые у них остались от предыдущих встреч. Хотя получилось так, что нам все равно указали на недостаточность работы с инвесторами.

— В смысле? За полтора года мало встречались?

— Нам привели пример. Президент JPMorgan работает с инвесторами 3—4 раза в год и тратит на это 15 дней. Только на работу с инвесторами. Я трачу значительно меньше времени. И я спрашиваю инвесторов: «Выбирайте, вам какой CEO (глава компании) нужен? Который сидит у себя в стране и вкалывает, для того чтобы для инвесторов результаты были, или который летает и презентациями занимается?» Ответ был очень двусмысленный (смеется). От очень крупного инвестора: «Вы знаете, нам важно, чтобы была гармония, нам надо и то и другое». Так что, как видите, во время встреч с инвесторами не очень было много вариантов отказаться от разного рода тем.

Кстати, никто ничего не сказал — ни одного слова — в отношении российского инвестиционного климата. Все знают наши недостатки. Но найдите мне сегодня в мире идеальную страну для инвестиций. Везде есть свои проблемы.

— Не обидно, что не разместились весной, когда акции были 100 руб.?

— Обидно бывает, когда был шанс, а весной его не было. «Окошко» — это сочетание большого количества факторов, в том числе и технической готовности. Должна быть готовая аудированная отчетность по МСФО, а к тому моменту отчетности не было. Поэтому не жалею.

— Сразу после размещения акции немного упали. Ожидали этого?

— О том, упали акции или нет, надо говорить, когда они движутся относительно рынка. В среду весь рынок упал, но мы — меньше рынка. К тому же это был первый день торгов, было много сумятицы, непонятного. На этой неделе (24 сентября) у нас начнутся торги на Лондонской бирже, поэтому нужно время на адаптацию.

— Динамика роста активов Сбербанка в этом году снижается. Что это — проблема роста крупного игрока?

— Мы не можем расти поперек рынка, это невозможно. В прошлом году он рос быстро, в этом году — в два раза медленнее. Сбербанк показывает достаточно устойчивую прибыль из месяца в месяц.

— Но темпы ее роста снижаются из месяца в месяц…

— В прошлом году был рост 75%, мы не можем расти каждый год под 75% — это нереально. У нас очень хорошие цифры по возврату на капитал — около 25,3% на конец августа. Мы очень ясно артикулируем свою стратегию. На встречах я инвесторам говорил: «Можно там столько-то выжать, там — столько-то, но мы ориентированы на долгосрочный устойчивый рост. Мы не хотим рвануть и в один момент все показать. Наше кредо — не создавать завышенных ожиданий».

Меня мучали инвесторы вопросом: «Вы могли бы больше? У вас запас по резервам, могли бы их распустить и показать результат». В таких случаях я им давал свою визитку, на обратной стороне которой написано мое кредо — и мое личное, и нашей команды: «не казаться, а быть». И это самое главное. Мы не хотим казаться лучше, чем мы есть. Надо быть такими, какие мы есть, и это вызывает и долгосрочные интересы, и вложения. Наше SPO это показало. Если бы мы были нестабильны — распускали, рисовали, показывали результат в отдельный отрезок времени, — то да, инвесторы в моменте были бы счастливы. Но мы мыслим по-другому.

Один из инвесторов меня спросил: «Зачем вам Турция? Если мне нужна Турция, я куплю Garanti Bank, а я хочу покупать Россию и Сбербанк. Мне не нужно, чтобы вы выходили на другие рынки и концентрировали свое внимание там». Да, он прав, но мы разные организации. Я ему ответил: «Вы сегодня хотите покупать Россию, потому что у нее сейчас все хорошо. Если завтра ситуация будет хуже, вы просто выйдете из наших акций. А я-то не могу никуда выйти, Сбербанк будет всю жизнь работать здесь».

Мы хотим строить долгосрочную устойчивую стратегию, хотим, чтобы Сбербанк, даже если будут какие-нибудь макроэкономические потрясения в России, чувствовал себя спокойно за счет своей второй ноги — за рубежом. Это будет помогать и России, и нашим долгосрочным инвесторам. Понятно, что это производная от того, где ты сидишь и как ты видишь. Мы живем здесь — в Сбербанке, в России — и смотрим на десятилетия вперед.

— Вы говорили, что помимо самого Сбербанка продавали ожидания на банковский сектор. Как же вы их продали, если сектор плохо растет?

— Все в этом мире относительно, смотря с чем сравнивать. Если мерить к прошлому году, то в этом году портфели растут не такими темпами. Если говорить о сбалансированном росте, то все иначе. Рост на 15—20% по всему сектору — это очень хороший результат. И мы делаем прогноз на следующие пять лет, по которому 50%-ного роста не будет, но определенный тренд в среднем вполне может быть выдержан. К тому же проникновение услуг в России очень низкое. К примеру, у нас соотношение розничных кредитов к ВВП — всего 10,2%. В Турции — 17%, в Индии — порядка 20%, в Китае — за 20%, и я не говорю уже про развитые страны, где совсем другие цифры. Получается, что в России, с одной стороны, очень низкий показатель, а с другой — это говорит о большом потенциале рынка. Сейчас говорят о пузыре на рынке кредитования. Но нужно смотреть, какое проникновение этих услуг — оно низкое. Поэтому на пятилетнем горизонте у нас очень хороший потенциал.

Финансовый сектор — индикатор всей экономики. Ситуация в мире будет оказывать на нас сильное влияние. Но я бы сейчас был далек от катастрофических предсказаний. Да, промышленное производство замедляется, да, корпоративное кредитование меня волнует — оно начинает снижаться. К сожалению, мы вышли на положительные, высокие, процентные ставки по экономике и их тяжело переваривать. Но это все текущие проблемы, которые надо преодолевать. И если сравнивать ситуацию в российской экономике, то она значительно более симпатична, чем в развитых странах. В Европе у России, наверное, самый большой потенциал для роста.

— Но, к сожалению, при любом глобальном потрясении капитал первым бежит из России.

— Это правда, но есть одно «но». У нас в России есть достаточно капитала для того, чтобы мы могли сами развиваться. Поэтому надо улучшать инвестиционный климат и работать с нашими предпринимателями, последовательно воспитывая уважение к праву собственности и предпринимательской инициативе.

— Когда сделку закончите с Denizbank?

— Надеюсь, в этом году.

— То есть мы по итогам отчетности за IV квартал уже увидим его?

— Может быть. Это зависит от того, как по времени мы завершим сделку. В ближайшее время вы это увидите.

— Недавно ЦБ повысил ставку рефинансирования, хотя не все этого ожидали в сентябре. Это сильно повлияет на сектор?

— Да, эта ситуация уже спровоцировала рост ставок, и в октябре мы также увидим продолжение этого роста. Я считаю, что сейчас будет сложный период, особенно для корпоративного сектора, который и так чувствует себя не замечательно. Посмотрите: у нас металлурги чувствуют себя не лучшим образом — цены на металлы низкие плюс курс рубля укрепился, что еще раз бьет по экспортерам. А еще положительные ставки. Сейчас положительные ставки около 5—7%, это очень много. И банкам нечего будет делать, кроме как поднимать их дальше. Если сейчас ставки привлечения 10% — у нас, то какие могут быть ставки размещения?

— Про ваши личные планы инвесторы во время размещения спрашивали? Сами знаете, куда вас только, по слухам, не назначают.

— Да, этот вопрос мне тоже постоянно задавали. Даже про мои планы через три года, когда у меня закончится контракт со Сбербанком. Меня никуда не назначают, все это слухи. Сам я не собираюсь никуда уходить, хочу отработать весь положенный срок. Что будет дальше, не знаю.

— То есть вам понравилось работать в банковском секторе после министерства?

— Это интересная работа, но все хорошо в меру. Государственная работа, которая у меня была, чрезвычайно тяжелая. Мы привыкли критиковать правительство, и, наверное, это необходимый элемент в жизни чиновников. Но надо понимать, насколько у них тяжкий труд, там очень мало позитивных эмоций. Ты всегда в положении критикуемого, отвечающего на колкости. Очень редко, когда тебе скажут спасибо. Особенно если ты хорошо работаешь. Это чрезвычайно тяжелая работа, и я своим бывшим коллегам в правительстве не завидую и нисколько не завидую президенту, премьеру. А все почему-то туда стремятся. Но какая это головная боль, какое это самопожертвование — мало кто понимает. Я сам люблю критиковать и себя, и окружающую действительность. Но то, в какой форме у нас в России критикуют, мне, честно говоря, не очень симпатично. Мне кажется, что нам всем надо иметь больше уважения друг к другу. То, что называется «взаимное доверие и взаимное уважение», — надо к этому стремиться. И это подразумевает в первую очередь ответственность за свою деятельность. Я должен отвечать за свою работу. Если вы мой клиент, вы должны меня критиковать. И меня есть за что критиковать, и я должен слышать вас. Если же я вас не слышу, вы от меня уйдете. Поэтому я делаю все, чтобы вас услышать и вы остались со мной. Если вы со мной, тогда со мной инвесторы. Если вы уходите, то это очень дурной знак, дальше инвесторы отвернутся. Нам нельзя никогда забывать, кто главный, — у нас это клиент.

Мне кажется, что наша беда в том, что мы иногда забываем про себя. Мы все время видим своего соседа. Знаете, у нас в стране мы пересидели в периоде земледелия, когда любое возвышение соседа было угрозой для тебя. Рост производительности труда был ограниченным, и можно было только экстенсивно расширяться: если сосед богатеет, то это угроза, что он выкупит твой участок. Поэтому нужно было делать все, чтобы все были в одинаковых условиях — бедненько, но одинаково. Тогда нет угроз твоей собственности. У нас, мне кажется, во многом это правда. Если мы все будем стремиться делать больше друг другу добра, отдавать больше, чем брать, это разрядило бы ситуацию. Потому что, отдавая, мы берем, мы делаем подарок себе. Это подозрительность какая-то, всемирные заговоры, чего только не напридумывают.

— Может, людям скучно, поэтому придумывают?

— Если скучно, тогда надо работать.

Биография

Родился 8 февраля 1964 г. в с. Панфилово Павлодарской области Казахской ССР. В 1982—1984 гг. проходил срочную службу в спецназе МВД СССР. В 1990 г. окончил юридический факультет Омского университета.
1991 — юрисконсульт комитета экономического развития и имущества Петродворцового района Санкт-Петербурга
1997 — вице-губернатор — председатель КУГИ Санкт-Петербурга
1998 — первый заместитель министра государственного имущества
2000 — министр экономического развития и торговли
2007 — президент, председатель правления Сбербанка

Путинский настрой

«Задачу Владимира Путина «100 шагов» — подняться со 120-го до 20-го места — я оцениваю очень позитивно. И его настрой. Он начинает спрашивать с правительства: «Ребята, я не пошутил. Вперед! Давайте! Я буду с вас спрашивать». Это для кого-то болезненный и неприятный, но очень хороший знак.

Понимаете, пришло то, за что так боролись большевики: чтобы был постоянный спрос. И он начал спрашивать. В чем-то жестковато, но сейчас кризис, что вы хотите? В бюджете следующего года нет отражения ситуации с Пенсионным фондом, как я понимаю. У него претензия была не к варианту решения. А то, что решения нет. Как можно планировать бюджет, если одна из ключевых дотационных статей не нашла своего отражения? Он хочет, чтобы было принято хоть какое-то решение».

Сбербанк

Крупнейший банк Центральной и Восточной Европы. Основной акционер — Центральный банк РФ (50% плюс 1 голосующая акция). Капитализация — 2,1 трлн руб. Финансовые показатели (МСФО, 1-е полугодие 2012 г.): активы — 12,4 трлн руб., собственный капитал — 1,4 трлн руб., чистая прибыль — 175,3 млрд руб.

Жизнь после SPO Сбербанка

«Да, некоторая опустошенность после закрытия сделки есть. Наверное, я даже сам немного недооценивал, насколько это важный рубеж, или экзамен. Вы сами знаете, что чувствуешь, когда с экзамена выходишь. И это чувство у всей команды. Но это был промежуточный этап, сейчас мы соберемся и будем работать дальше».